Гурджиев!
«...Мобилизовать все способности и возможности всего моего существа, как приобретенные мной самим, так и наследственные, и до момента прихода следующего нового года, а это момент моего появления на Земле Бога, открыть какое-либо возможное средство к удовлетворительному выходу из этой ситуации. В случае неспособности найти такое средство, вечером последнего дня старого года, начать уничтожение всех моих писаний, рассчитав время так, чтобы в полночь вместе с последней страницей уничтожить и себя самого...»


Такое решение за год до своего 50-тилетия 6 ноября 1927 года в Париже
принял Георгий Гурджиев — одна из самых загадочных фигур XX века.
Мистик, философ, психолог так стало, принято говорить о нем уже после его
смерти. Сам себя он любил называть торговцем коврами и учителем танцев.
«Крепкого сложения, смуглый, с черными вьющимися усами, бритой
головой и пронизывающими насквозь глазами, он оставлял неизгладимое
впечатление на всю жизнь, каким бы оно плохим или хорошим ни было».
Однако, для многих его современников, последователей, преданных учеников и врагов бесспорным оказалось то, что истинная природа его магнетического, реально ощутимого мистицизма (mysticism), по всей видимости,
лежала в области той самой Тайны (mystery), которая неизбежно оказывается сокрытой от непосвященных непроницаемым туманом (mist).
Что могло заставить этого, уже хорошо известного в Европе, Америке и
бывшей России создателя уникальной Системы Развития Личности, Учите-
ля с несколькими сотнями преданных учеников принять такое бескомпромиссное, «кардинальное», как позже он сам охарактеризовал его, решение?
И когда — в период самого расцвета своих начинаний... На протяжении трех
последних лет, вплоть до того самого дня, Гурджиев тяжело, подчас изнурительно работает над созданием первой серии задуманных им книг...
Решение писать, как таковое кажется более чем несвойственным для него. Всю свою предыдущую, наполненную полу - и вполне фантастическими событиями жизнь он, в качестве духовного руководителя, самым категоричным образом настаивал на том, что писание и описание всего, что связано с разработанной им Системой — неприемлемо, как чудовищное искажение самой сути его Метода. И именно это послужило, по крайней мере, формальной причиной его разрыва с Петром Успенским, которого считают его главным учеником.
УСПЕНСКИЙ
Они познакомились еще в Москве, весной 1915-го. Самоучка Успенский (в старших классах его исключили из школы за неуспеваемость по не интересующим его предметам, и на этом его официальное образование закончилось), выходец из высшего слоя московского среднего класса, рос «своевольным, мечтательным и ленивым» подростком, которого, однако, в равной степени занимали физика, математика и философия. Его часто посещали ощущения «дежа вю» — «уже виденного», и позже он серьезно занимался изучением природы времени, как «Четвертым измерением», в котором его больше всего интересовали сверхвременные или вневременные явления, доступные восприятию простого человека лишь в минуты особого прозрения. На пути к исследованию возможностей такого сверхчувствительного состояния, он увлекался анализом сновидений и использованием изменяющих сознание наркотических веществ. Его интеллектуальной и духовной базой во многом стали труды немецких классических философов, особенно Ницше, математика четвертого измерения и восточные представления о реинкарнации, карме и колесе судьбы. К1907 году, когда Успенский работал журналистом в московской газете «Утро», он уже достаточно познакомился и с теософией, постепенно собирая все более обширную подборку теософских публикаций. Возможно, некая внутренняя неудовлетворенность теми ответами, которые он находил в столь разнородных источниках, заставила его предпринять в 1908 году путешествие на Восток, из которого он намеревался привести не только подробное журналистское описание, но и ясность относительно своего дальнейшего внутреннего пути.
Посещение Сфинкса, Тадж-Махала и Будды с изумрудными глазами на Цейлоне, знакомство с мистическими сектами ислама и, в частности, — с танцами дервишей, «объединяющими математику и движения в едином символическом языке, отображающем переживания Бытия» — все это убедило его в существовании некой эзотерической истины, познать которую можно, опираясь на истинную древнюю традицию, или под руководством истинного Учителя. В 1913 г. Успенский вновь отправляется на Восток, на сей раз в Адьяр, главную резиденцию теософского общества, где позже его застает известие о начале Первой Мировой войны. До главной встречи в его жизни остается чуть меньше года.
Тем временем война в Европе начинала восприниматься как некая мистическая битва все большим количеством людей. По возвращении в Москву Успенский, продолжая вести колонку внешнеполитических обозрений, возможно, случайно, а быть может, вполне закономерно, просматривая прессу, обратил внимание на статью о сценарии балета «Битва Магов». Вскоре ему предстояло познакомиться и с самим автором.
Примерно так эту встречу описывают в литературе: на одной из шумных, хотя и не центральных московских улиц, в небольшом, но, похоже, неуютном кафе Успенский увидел «человека восточного типа, уже немолодого, с черными усами и пронзительными глазами...». Более всего он удивил меня тем, — вспоминал Успенский, — что производил впечатление переодетого человека, совершенно не соответствующего этому месту и его атмосфере... с лицом индийского раджи или арабского шейха... Он произвел на Успенского впечатление человека, «который знал и мог сделать все».
О жизни Гурджиева до момента этой встречи невозможно сказать практически ничего. Ничего конкретного, подтвержденного фактами или документально, но бескрайне много фантастичного, полуреального и таинственного. Все первые 40 лет (даже после, а вернее, особенно после выхода в свет его книг, где он описывает фрагменты своей биографии) остаются для нас полными загадок.
Он родился, по указанию различных источников, в 1873, 1877, 1866 или 1874 году в Александрополе в семье грека и армянки. Воспитываясь в «отдаленном и очень скучном городке» близ российско-турецкой границы, одном из тех мест, что, располагаясь между гор и долин, взращивают до десятка разных народностей одновременно, начиная от греков, армян, турок, кавказских татар, курдов, грузин и заканчивая русскими, маленький Гурджиев поначалу посещал церковную школу в Карее. Но вскоре настоятель собора посоветовал отцу Гурджиева забрать его из школы и давать ему уроки на дому, т. к. программа обучения оказалась слишком слаба для его развития. Так его стал учить сам настоятель, от которого он усвоил «десять основных правил правильной жизни» и отец, который, по описанию Гурджиева, «был «ашугом», или поэтом и рассказчиком, знавшим наизусть большие куски эпических сочинений, включая и поэму о Гильгамеше». Но «самый дорогой дар» отца, как считал Гурджиев, заключался в том, что он дал ему строгие нормы воспитания, научившие его выживать в любом окружении и при любых обстоятельствах.
Возможно, многонациональная, неоднородная жизнь города во многом, наряду со способностью к языкам и глубокому восприятию различных традиций и религий, формировала интерес к тому, что впоследствии Гурджиев назвал так:
«Исследовать со всех сторон и понять точный смысл и цель жизни человека». Это есть первая цель его жизни. Осознав ее как свою основную задачу, Гурджиев покидает родной дом и отправляется в путешествие по Азии, Египту, Европе, Ближнему Востоку, Тибету и Закавказью. Это время невероятных испытаний себя, судьбы и обстоятельств явилось некой основой, неотъемлемой частью того фундамента, на который Гурджиев мог опираться в дальнейшем на протяжении всей последующей жизни. Хотя, на самом деле, довольно сложно представить даже приблизительную картину того, что ему в действительности пришлось пережить и испытать. Но более важно для нас это понять, к чему, собственно, эти странствия его привели.
«Три шальные пули» явились причиной очередного изменения его жизни. Постоянно попадая в районы боевых действий, революционных столкновений и межнациональной вражды, одновременно углубляя свои познания о традициях мистических сект и древних источниках знания, Гурджиев развивал свой дух и угнетал свое тело. С одной стороны он приобрел множество практических приемов телепатии, гипноза и медитации, с другой всевозможные дизентерии, местные паразитические инфекции и прочие «прелести того же рода». Последнее, 3-е смертельное или близкое к смертельному ранение, от «шальной», как он называл ее, пули, привело его не только к глубокому физическому, но и к духовному истощению.
На то, чтобы понять истинные причины такого положения ему вполне могло не хватить времени, но у него и не было другого выбора. Нужно было что-то изменить. От чего-то отказаться. По-видимому, предстояло отказаться от самого дорогого, того, «что всегда будет в моих самых разносторонних состояниях напоминать мне о себе». «Я пришел к выводу прекратить всякое применение той исключительной силы, которой я обладаю (которая была развита мной сознательно в моей обычной жизни с людьми) это власть, основанная на силе в области «Ханблейдзойн», или телепатии и гипнотизма»...
Это стало еще одним моментом кардинальных перемен в жизни Гурджиева. Болезнь сменилась здоровьем, заброшенное горное ущелье у ручья, где состоялось принятие спасительного решения — таинственно освещенной комнатой, устланной на восточный манер коврами под потолок и шалями, а главная цель жизни уступила место новой: «любой ценой найти некий способ или средство для того, чтобы разрушить в людях склонность к внушаемости, которая заставляет их легко впадать под влияние «массового гипноза».
И для реализации своих задач Гурджиев, по причинам, которые, возможно, были слишком очевидными, чтобы их объяснять, выбрал Россию. Практически сразу по прибытию в Москву в 1912 г. он обрастает сначала небольшим и постоянно меняющимся, но в то же время достаточно стабильным потоком людей, заинтересованных его идеями. Их еще сложно назвать учениками в том смысле, какой приобретет это слово с течением времени и развитием гурджиевского Метода, но именно в эти годы вокруг него формируется ядро группы, которое составят одни из самых преданных его последователей. Среди них были Успенский, математик А. А. Захаров, специалист по психическим болезням доктор Стьорнваль со своей женой, подруга Успенского Софья Григорьевна и г-жа Островская из Польши, ставшая
впоследствии женой Гурджиева. Летом 1916 г. они под руководством Учителя переехали в финский загородный дом, принадлежавший одному из членов группы, для интенсивного обучения.
Надо отметить, что Гурджиев сменил практику бесед, которыми он буквально завораживал слушателей, интенсивной групповой терапией. Тем, кто приходил за эзотерическими знаниями, говорилось, что «все их мысли об оккультизме и мистицизме были сущей ерундой». В столкновениях членов группы друг с другом, провокациях конфликтов, напряженных умственных и физических упражнениях, занятиях специальными движениями — во всем этом Гурджиев преследовал определенную цель: включение у учеников самонаблюдения и «самосознания», пробуждение от сна и понимания своей истинной сущности. После переезда в Финляндию сформировался и один из основных принципов Работы: четкий распорядок дня, строгое соблюдение установленных правил и максимальная адекватность, которая, казалось, требовала от участников невероятного напряжения всех сил, все в целом можно было бы обозначить, как условия выдерживания ритма. Это явилось своего рода прообразом ставшего известным впоследствии на весь мир Приере.

читать дальше
вернуться в Мир
на главную